|
Вернуться к Главе №2 Повести-3
Повесть о счастье, Вере и последней надежде.(НЕОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВАРИАНТ)
Часть Третья. Наша Г*****нная Жизнь
Из Главы №3.
Газеты, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ. 1993. Часть первая
16.12.1992. Деньги обесцениваются на глазах.
Каждая неделя приносит новый виток, и начинает казаться, что если не успеешь получить зарплату в день зарплаты, то через два дня сумма уменьшится ровно вдвое. Сама мысль о том, чтобы «отложить» или «сделать накопления» в таких условиях становится абсурдной.
Х* Х* Х*
Мысль из «Влюблённого дьявола» : «… но разве жизнь человеческая представляет собой что-то иное чем сон?»
Просто я вижу более удивительный сон, чем остальные простые и обыкновенные люди, — вот и всё. Они видят простой одинарный сон, а я вижу как бы в зеркалах —двойной, а может быть и тройной… К тому же сопровождаемый подэкранным комментарием непонятно кого…
И голос подспудный этот отнюдь не всадник без головы — это как бы хор…
Иногда их много…
А иногда—пустота. Причём самое интересное, что порой именно внутренняя пустота ранит гораздо больше, чем хор голосов—феерических и…
Нет, ну всё это – вполне естественно: романтизм, мистика =- двоемирие. Наш герой жил в государстве абсолютно научного атеизма и единственно правильной материалистической философии…
Но в душе у нашего героя оставался не очень хороший осадок.
Х* Х* Х*
01.01.1993
На телеэкране — недоброе лицо Ельцина…
Бегающие глаза, в которых — ничего, кроме отмороженной жестокости…
Какая-то паранойа блуждает по лицу и — обида.
Желание отомстить. В этом они одинаковы с <неразобр>
Политологи пишут статьи, в которых глухо намекают о сильной личности.
Ельцин сквозь зубы цедит о допущенных ошибках…
Кем? Когда?
Непонятно.
Обида на народ?…
На тот самый народ, который его поддержал…
А скорее всего — красно-коричневый ларчик просто открывается: советский народ настолько заколебала своим социалистическим образом жизни эта полностью больная на всю голову КПСС и дебильно-олигофреническое Советское правительство, что ему стало всё равно, и советский народ патриотически выбрал эту пьяную харю не от хорошей жизни, а потому, что больше выбирать было не из кого…
Х* Х* Х*
Это был второй этаж одного из домов рядом с Красной площадью.
В большой, но полутёмной комнате стояло три стола и было прохладно. Не так как на дворе, но и не так как в помещении. Окно единственное было небольшое, и первый раз в жизни Федя увидел такое—квадратное. От его левого верхнего угла вверх по стене под потолок зигзагом шла натуральная трещина… Это узкое зигзагообразное отверстие, сквозь которое проникал холодный воздух (на дворе всё-таки декабрь!), было причиной низкой температуры, но так чтобы слишком холодно—этого не было. Но если находиться в комнате долго, то можно было и хорошо подмёрзнуть…
Но Федя не раз и не два здесь бывал, и—прекрасно знал особенность именно этого первого от входной двери кабинета—его «сибирь». Поэтому он одел под низ тёплое бельё и толстый свитер из ангорки. Благодаря этому жарко не было, но и не замерзал. Наш герой выбрал себе самый большой из всех трёх столов? Стоявших в комнате.
По-над правой стеной, занимая её полностью, стояли два больших книжных шкафа; Феде показалось, что даже из довоенного фильма, в смысле—довоенного времени. Но забиты они были не книгами, а какими-то папками, причём забиты очень плотно. Их происхождение и нахождение объяснилось очень быстро. Буквально на следующий день в кабинет вошла женщина с несколько перекошенным лицом и голосом Сталина на параде Красной площади 7 ноября 1941 года объявила:
— Братья и сёстры! — сказала она.—Здесь, в шкафах находятся документы, содержащие Государственную Тайну СССР. Если хоть один из документов пропадёт, то вы будете нести ответственность за измену Родине вплоть до расстрела.
Федя обосрался. С задрожавшей нижней челюстью он нагло оттолкнул Тень восставшего из кремлёвской стены Сталина в женском платье, выскочил в коридор и на всех парах понёсся в кабинет к главному редактору, хотя, конечно, ему больше хотелось в противоположную сторону—в туалет. Но волевым усилием наш герой подавил процессы естественной жизнедеятельности в условихя перехода от построенного в непрерывных боях и перманентном голоде коммунизма к — .-.=.-.— капитализму.
— ва-вава! — объявил он своему начальнику. — Она-на-на говорит—та-а-ам се-се-секретные материалы! Я там сидеть не буду!!
— Кто? А-а-а… Не обращай внимания, — сразу сориентировался Игорёк.— Она — ебанутая. После путча у неё… — он хотел что-то ещё добавить точно такое же нецензурное, но осёкся. Федя обернулся и увидел, что за ним уже стоит Тень Сталина, которая последовала за ним…
— Рад вас видить в добром здравии, Марья Ивановна. Подлечились? — улыбнулся Тени Сталина Игорёк улыбкой -держинского, так как гробовидное задние Комитета было как раз неподалёку отсюда хорошо видно…
Что было дальше, наш герой уже не слышал, так как подгоняемый — .-.=.-.— мчался в туалет, как будто за ним погнался не только Сталин, но и сам похотливый кавказский козёл Лаврентий Берия, принявший его за девственницу…
… Раньше здесь, в этих кабинетах, помещалось НТО (Научно-техническое общество) комплекса секретных организаций, дислоцированный в Подмосковье. Оказывается, Путч прекратил существование не только КПСС, но и вот таких— супер-секретных организаций…
Как рассказал ему Игорёк, эта супер-пупер-секретная организация прекратила свою работу в одночасье в дни путча. На следующий день Государственные деньги перестали приходить на её счёт: кормушка захлопнулась —ну и всё. А процедура подготовки супер-пупер-секретных документов для сдачи в секретный подземный государственный архив требует достаточно много работы, а это значит денег для оплаты труда работника. Кроме того, надо всё это — Игорёк нецензурно выразился снова—перевезти на машине в супер-пупер-секретный архив, который на случай атомной войны располагался где-то в секретных бункерах Дальнего Подмосковья…
А начало 90-ых с бешеной инфляцией было самым голодным изо всех. Ни у кого не то, что лишних—личных денег не было…
\ — .-.=.-.—
Но сегодня был первый день работы.
Совсем недавно, менее чем полчаса назад позвонил Игорь и сообщил. Что у него кто-то из далёких родственников умер, и он сегодня не будет. Причина крайне уважительная. Федя обустраивался за своим столом. Как всегда привёз свою пишущую машинку, портативную. Хотя в кабинете была большая , — канцелярская. Он—один.
Он ждал, конечно, приглашения на работу в Нашу Газету, но ждал—рядовым корреспондентом. И даже его устраивало гораздо больше — внештатным, чтобы иметь свободу рук и ног.
Но, видимо, судьба, как всегда, решила всё по-своему. , конечно, он мог отказаться и настоять на своём…
Почему освободилось место и ушёл прежний отсек, он не интересовался. Впрочем, там было всё очевидно.
Х* Х* Х*
Федины предположения.
Вшивый Ворон потребовал от Хардюкова (?) — ездить по подмосковью. Вообще-то в этом просматривалась некая наглость. В любой газете—ответственный секретарь = должность сидячая; у всех свободный график, а отсек сидел как пёс, привязанный в редакции. Володя, естественно, стал на дыбки.
— По телефону информацию—да, в командировки—нет!
— Какие это командировки?…—притворно удивился Вшивый Ворон.— Утром пораньше выедешь, после обеда уже вернулся. Сюда…
Результатом схватки стало приглашение Феде—стать отсеком…. Пишущим отсеком. Отсеком, разъезжающим по подмосковью.
— Норму я тебе, конечно, не ставлю, — сказал в один из последующих дней ему Егорыч, — но думаю, что два выездных материала в номер—это тебе будет по силам. Только хороших… Тебя никто не гонит в Лотошино или Серпухов. Вон—Люберцы, Одинцово, Реутов… Поэтому не халтурь. А ещё, — загорелся Вшивый Ворон, — хорошо бы организовать у нас в редакции «круглый стол», пригласить несколько профильных специалистов, поставить магнитофон и пусть они поспорят… Даже несколько столов… Раз в месяц собрать их сложно, т.к. люди они занятые, но раз в квартал если заранее, за месяц предупредить… А ещё знаешь, что можно…
Впрочем, это была только гипотеза, и зная своё не только гнусное, но и буйное воображение, наш герой резонно предполагал краем своего сознания, что там всё могло быть и по-другому.
Сейчас обустраиваясь на новом месте Федя вспоминал, как это всё начиналось.
Х* Х* Х*
17.01.93
Очень много зависит от моего эмоционального состояния. Причем оно работает первее чем разум. Если человек нам не понравился по первому впечатлению — это как правило, происходит на уровне подсознания, то разум уже потом начинает подбирать аргументы? Которые совершенно определённо описывают этого человека как сволочь… В принципе, ничего страшного не происходит – ну, не понравился, значит не понравился… Не складывается в дальнейшем… Но разум сознательно и целеустремлённо делает из буржуазной мухи—пролетарского слона… Или наоборот. Это в зависимости от того места во времени и пространства, в котором находишься в тот момент.
… причем ошибки эмоционального состояния и подсознания почему-то исправляются с большим трудом и не до конца, очень тяжело переживаются, а личность всякий раз пытается …. Такого рода… — .-.=.-.—
Х* Х* Х*
Сейчас обустраиваясь на новом месте Федя вспоминал, как это всё начиналось.
После того, как он проработал в машзаводской тиражке примерно с года раздался телефонный звонок. Впрочем, может и не было этого телефонного звонка…
Приглашение от Игорька последовало в один из редких визитов… Видимо, в тиражке что-то случилось… «Зайди» — подмигнул он.
Федя прошествовал
— Домой?
Федя утвердительно кивнул, располагаясь в кресле…
Он знал о чём пойдёт разговор, — разумеется, об усилении его сотрудничества с районной газетой, — но послать он опасался: мало ли как сложатся дела в тиражке, и если «на выход с вещами», то хотелось бы сохранить отношения, чтобы иметь возможность хотя бы на время переметнуться или отсидеться… Предстояло юлить и оправдываться.
Игорёк сделал пару-тройку комплиментов—лживых и спросил почему Федя мало участвует в районке…
Федя неожиданно сказал правду:
— Я ведь там пашу, точнее пишу за двоих—за себя и за Геббельса. Он не пишет ни строчки… Иногда я прихожу домой на последнем издыхании, а надо ещё пелёнки простирнуть, поросёнок не только (так наш герой назвал своего сынка Ярослава) писает, но и какает… И с каждым разом всё больше и больше…
— Ничего, это пройдёт, — утешил Игорёк, отец двух сыновей, — скоро на горшок начнёт ходить…
— Понятное дело, — вздохнул Федя, — только он не ходит ещё вообще…
— а сколько
— годик
О визитах с Верой по магазинам он деликатно умолчал, хотя они отнимали порой больше времени, чем обслуживание сынка, на котором сосредоточились тесть и тёща, мгновенно перекочевавшие в разряд, — деда с бабой. Игорёк, у которого было своиз, как он выражался культтурно, «спиногрыза», сочувственно покачал головой.
(в письме родителям в 1988 году, вывез из Др* я пишу, что я сидел на партсобрании у Игорька в районке; это произошло где-то сентябре-октбяре… я не помню этого абсолютно … Соврал для придания себе большего веса? , потому что в памяти от этого не осталось ни следа.)
— Даже так = притворно изумился, но обрадовался и нескрывая радости:
— Давай к нам! У нас ты будешь давать только норму. И тем более сейчас я могу предложить тебе зав. Отдела промышленности
— а как же Димка? — ахнул Федя
— он … о… за него не беспокойся. Жириновский организует Великую Партийную газету, и он уходит туда, — Игорёк выразительно хмыкнул—главным редактором…
— Ого-го!
— Тётя позаботилась! — Игорёк снова хмыкнул.—Так что давай к нам, пока есть возможность…
Что за тётя, Федя не понял… Районка в советское время была горячим цехом, и журналисты в ней трудились на износ. Федя проработал в ней год и прекрасно знал, что такое на самом деле газета с бредовым названием «За коммунизм». Или— «Заря коммунизма». Это без разницы.
— И сколько? — осторожно
Очень самоуверенно главный редактор изрёк цифры.
— понимаешь, Игорь, у меня ведь семья… — начал тихо и исподволь Федя.—мальчишка ползает…
— ну и что?
— в тиражке я сейчас получаю на круг … Плюс раз в квартал…
Лицо Игорька потемнело.
— не может быть!
— Понимаешь, щас об этом , наверное, можно говорить ведь всё находится в процессе перестройки—там, там на заводе, особая система: корреспондент тиражки работает на уровне инструктора парткома дважды орденоносного машзавода, а по условиям—партком обеспечивается наравне с администрацией завода. Понимаешь? Есть достаточное количество надбавок и разного рода других премий. …
…Так они и расстались «друзьями» два года назад. Этот разговор вспомнился ему, когда он начал обустраиваться на новом месте… Главный редактор газеты Игорь Первомайский занимал самой большой и самый тёплый кабинет с большим кожаным диваном.
— .-.=.-. —
Но прошло пару лет и ситуация переменилась.
Попав в переплёт с Яблотским и уйдя в «Свободные Грязищи»… , во-первых, игорьковская тиражка была на взлёте, во-вторых, расширялось поле зрения и оборзения: одно дело — завод, другое—целый Грязищенский район, и ТРЕТЬЕ—целая столичная область, размером поболее многих карликовых государств Западной Европы. С какой стороны не подойди, это был рост.
Не только рост. Суд по тому, как склаыдвалась вокруг него обставновка в \»Свободных Грязищах» — это был ещё и выход из взрывоопасной ситуации.
Поэтому в нарисовавшихся вокруг обстоятельствах Федя принял решение—работать на «Нашу Газету» — даже бесплатно. И наш герой зачастил к Егорычу.
Но человек предполагает, а Бог располагает. И—в один из визитов Игорёк снова предложил ему:
— Зайди…
Он стал распрашивать о работе в «Свободных Грязищах». Сначала Федя хотел разоткровенничаться и рассказать всё, что творилось у них—начистоту , но потом сообразил всё-таки, что роль «откровенного мальчика» не совсем та, с которой надо было бы входить в новый коллектив… Впрочем, не утерпел и какую-то из историй рассказал. Дело в том, что Любанька одно время работала в газете у Игорька…
Но в остальном он очень скупо в общих чертах сказал, что у него всё нормально, а вот Мандюшкина «зелёные большевики» давят со страшной силой и скорее всего месяцы его руководства, несмотря на поддержку Климова, сочтены… О том, что этот горемыка—под судом и без квартиры, Федя дипломатично умолчал. Зато он успел сказать замолчавшему тягостно Игорьку, что готов выполнять задания редакции и ездить по области—»за гонорар».
Х* Х* Х*
14.02.93
Всю минувшую неделю сны о матери…
Жутко-томительное настроение с пожатиями отчаяния. Уши горят.
То я ругаю её за грязь – во сне, разумеется, — не можешь убраться и т.п. То выгоняю от неё каких-то противных старух, на одну так и кричу:«Пошла вон, жаба!»
Не дай Бог, с матушкой что-то случилось.
Это стойкое ощущение тревоги как инородное тело в глазу мешает жить.
Х* Х* Х*
Когда он первый раз вышел из редакции «Нашей Газеты», то вполне возможно, что оказавшись именно в этих местах, Федя вспомнил, как он почти десять лет назад беседовал на журфаке МГУ, по-моему, с Сидоровым… А может, с Ивановым или Петровым. «Интересно было бы знать, где он сейчас, этот борец за «принципиально большевистскую линию в литературно-художественной критике? — подумал наш герой.— , наверное, стал принципиальным борцом за анти-большевистскую линию и анти-савецкую стратегию в новой российской…»
Они все поменялись, может, не все, но большинство… Потом они поменялись ещё раз… Ну и ладно! Ну и на здоровье!..
Прошёлся, обогнул ГУМ, какой-то потрёпанный и — .-.=.-.— и вышел на Красную площадь.
Вспомнил, как он сказал при последнем визите тому человеку, который дал ему жизнь, что будет работать почти на Красной площади, и — угадал. Только вот нет уже того человека в живых, и хвастаться ему больше не перед кем. «Но всё равно этот опыт, он когда-нибудь и где-нибудь пригодится», — подумал в этот момент Федя
«- когда-нибудь, когда-нибудь на винно=водочнй на станции спасёте вы меня!» — пропел в его душе хрипатый голос…
, наверное, даже наверняка задушил в себе филолога… какая то странная любовь не только к чтению и не столько, к текстами но и к языкам даже, хотя ни одним не владею в достаточной степени… даже тем, на котором говорю…
В один из последних визитов в Москву по-моему в 1983 году, я плохо помню этот визит
… по-моему, я зашёл в обком профсоюза работников образования, и представившись работником CGNE-48 попросил дать адрес какого-нибудь подмосковного училища для организации побратимской переписки… Помню, молодка очень кисло скривилась, но узнав что я из крыма, сразу же просветлела и дала, координаты если не ошибаюсь, что-то подольское… «Обязательно сообщите мне о результатах! Договорились или нет… Просто позвоните. Если не получится, я дам вам ещё адресок…», — защебетала она и тут же накарябала парочку телефонов, как понял Федя, один из них был её домашний. О том, что «бурса» находится на очень приличном расстоянии от самого синего моря Федя деликатно умолчал…
… второй мой визит в тот же день был в МГУ, там как раз очень недавно организовали кафедру лит-худ.критики, единственную в стране в связи с очердным постановлением горячо любимого ЦК КПСС и обалденно родного советского Правительства, и как раз на факультете журналистики, возглавил её тогда же сразу Сидоров, если не ошибаюсь… А может, Иванов или Петров. Какая, блин, разница, они там все из одного… По нормам и нормативам Брехи он был «из молодых». Немножко ниже ростом Феди, плотного телосложения, коренастый и—злой. Наш герой тоже был не стар.
Факультет журналистики располагался с видом на Кремль (?) …
Мене повезло. Мне здорово повезло. В первый же свой визит, подойдя к расписанию, я обнаружил, что в это время моего прибытия и нахождения в здании, сам Сидоров-Иванов-Петров читает пару… Мне оставалось только дождаться звонка с неё…
В совершенно пустом коридоре было немного страшновато того, что я был—как на ладони. Сейчас я боялся только одного: подойдёт какой-нибудь вертухай или вертухайка и спросит: «Вы что здесь делаете?» и погонит меня нах… Так и не дождусь звонка с окончания лекции. Спасало то, что выглядел всегда моложе своих лет и мог сойти за студента…
…он как-то неприязненно взглянул на меня… Но остановился… Расписание меня не обмануло. Это был, Действительно, он—доктор филологических наук, зав. Кафедрой литературно-художественной критики…
— Тема моей дипломной—»Творчество Тендрякова в современной литературно-художественной критике»… — отчеканил
— Ну ладно… пробормотал он, прервав меня на полуслове моих теоретических, литературно-критических соображений, — можно попробовать и с прикреплением… Оформляйте свои документы, везите характеристику…
Я не понял—это всё!?
Но осведомился на всякий пожарный случай, чувствуя как останавливается моё сердце и в груди перестаёт хватать воздуху:
— и партийная?
Я понял—это всё!
— Да, — оживился, оживился, обрадовавшись, Иванов-Петров-Сидоров, — партийная будет очень и очень кстати… Вы член партии?! — полуутвердительно.
Он совершенно не уловил бравой швейковской иронии в моём вопросе… Поэтому я с кристально чистой совестью сбрехал как брешет последняя собака на нашем полустанке Тихий Омут:
— Да! — и улыбнулся \ (а мухи всё серут и серут на портреты эрцгерцога, Николая Второго, Ленина, Сталина, Брежнева, Ельцина, — далее везде)
Сидоров-Иванов-Петров радужно улыбнулся мне в ответ. Его хмурая досель мордуленция как-то разгладилась молниеносно…
Ну да, наш герой как-то подзабыл, что в Великой Империи Добра и Света только члены могут заниматься литературно-художественной критикой, а остальные—пошли нах! Хорошо откормленный, приземистый, но плотный профессор кислых литературных щей, доктор рабоче-крестьянских филологических наук… Федя оглянул его с ног до головы, как бы фотографируя на память, на вечную память… С мыслями и мечтами о кандидатской диссертации по поводу литературно=художественной критики было покончено на всегда.
Я понял всё. Я больше никогда сюда не приеду. И никогда встречаться с ним не буду. Хотя здесь кафедра литературно-художественной критики, и мне всего лишь 25 лет…
А я-то думал, что он потребует от меня реферат, который был у меня с собой, или краткое изложение своей работы, послушает мои идеи… Да ему нахер мои идеи не нужны были; ему нужна была партийная характеристика…
Он спросил, а почему не в Мудополе… я ответил, что там нет специалистов по данному направлению. Он покачал тыковокой…
— Это правда, — сказал он.
— .-.=.-.—
\Х* Х* Х*
В это время Федя настойчиво пытлся работать над Погодой, плохой для любви; работал по=своему, то есть неоднократно перечитывая Страдания юного Вертера, точнее как антипод ему – его герой наступал на глотку своей любви и душил чувство не хуже Отелло, утверждая жизнерадостный принципы соцреалистического оптимизма. Сохранилась запись в которой он поставил перед собой цель: разбить текст Погоды на ряд несвязанных или во всяком случае малосвязнный друг с другом «социально-психологических» этюдов…
И вдруг он подумал: юный Вертер окончил свой жизненный путь трагически, даже более чем трагически; есть простая гибель, а есть гибель – самоубийством; и если его посещают те же самые комплексы неполноценности что и юного Вертера, то не значит ли это что и его ждёт самоубийство от несчастной любви; меняются условия и обстоятельства – жизнь внутренняя (психика человека) остаётся той же самой. В отличие от убийства самогубство не есть плод стечения обстоятельств, а результат психики индивида… , потому что люди живут до последнего дыхания в самых невыносимых обстоятельствах ГУЛАГа, наличие которых для самоубийц—очень и очень редко.
Х* Х* Х*
10.03.93
Сегодня шел с типографии… Умирал от усталости. «Приду домой, завалюсь спать» — единственная мысль повторялась через каждые пять шагов…
Пришел…
Завалился.
Сна – ни в одном глазу.
С боку на бок ворочаюсь, ворочаюсь и ворочаюсь…
Х* Х* Х*
По пути Федя несколько раз останавливался у киосков Союзпечати и накупил различных газет. Вместе с этой пачкой он пришёл к Игорю в кабинет и молча разложил перед ним.
Ситуация была проста—ударные заголовки отдельных статей шли с правой стороны первой страницы Нашей Газеты сверху вниз. Я показал как обычно наша газета лежит в газетных коисках — согнутая посередине. В результате масштабного заголовка самой газеты был виден только один, максимум два заголовка статей. Я предложил делать, как это делали тогда уже все базарные газеты—заголовки ударных статей над названием газеты горизонтально в ряд, а не вертикально с правой стороны сверху вниз. Кроме того, я предложил так называемый «шпигель» — сделать справа вверху своеобразное окошко, в которое вставлять наиболее важное сообщение…
— Много не надо! Четыре заголовка хватит… Плюс пятым пойдёт это окошко.
Игорёк загорелся. Похвалил. Но сказал:
— Давай не будем горячиться…
— Есть какие проблемы?… Ведь так макетируют первую полосу уже все газеты, а мы — всё по старинке.
— проблем нет, но, знаешь, у нас в четверг будет планёрка, давай доложи на ней, я тебя поддержу и—тогда там окончательно решим…
Такой «демократический» стиль меня позабавил. Я был полностью уверен… Газетка только начиналась, и меня переполняла какая-то странная уверенность, что газету можно, как сейчас говорит, молодёжь, — раскрутить и поднять. В этом же судя по разговору с ним был уверен и Вшивый ворон.
Х* Х* Х*
30.11.93
Женщина, наша соседка по балкону.
Очень любит напевать различные песни… — выть(?)
Сегодня мы не на параде,
А к командизму на пути…
Говорит разными голосами, переспрашивает кого-то…
Разговаривает с собакой, как с человеком… Если друг человека не отвечает, то – Магомет идет к горе – она отвечает за суку, изменяя тембр голоса… Прямо человек-оркестр.
Одна в трёхкомнатной квартире!
…молится:
— Боженька, боженька милостивый, я не прошу много, дай мне немножечко ещё пожить…
Тут же другим тоном обращение к крутящемуся вокруг ног коту:
— Я тебе голову откручу!.. Почему хлебушко не кушаешь… Мяса тебе подавай – ты смотри, какая гадюка, — мяса тебе подавай…
Х* Х* Х*
Основной проблемой Нашей Газеты, невидимой снаружи, но тотчас же обнаружившеся изнутри, была финансовая. Для того, чтобы реализовать все грандиозные планы Вшиворонова и вывести новую никому неизвестную областную тиражку на новую более высокую орбиту, в том числе и уровень осмысления областных социально-экономических проблем—надо были пусть не умные, но хотя бы толковые пишущие перья. Но они знали себе цену и работать за копейки не будут. Пригласить их в штат Вшиворонов не собирался, потому что как всякий нормальный человек, воспитанный мудрейшей в мире ленинской партией и горячо любимым советским правительством, прекрасно понимал, что «толковые», — они не только толково пишут, но и могут толково подсидеть его.
В этом смысле Федя обладал тем преимуществом, что был пришлым человеком, не имел корней и связей, — повисшим в воздухе из разряда «понаехалы»… Без связей и знакомств, без блата, туфты и мата… Кого он смог бы подсидеть? Даже самого себя не смог бы…
Поэтому Вшиворонов долбил игорька идеей: надо поднимать ставки гонорара. Тогда корреспонденты областных газет— «Ленинской Газеты» и «Свободных Известий». Если у нас будет большой гонорар, то мы можем заказывать «острым перьям» материалы, и они будут совмещать свою работы и получать дополнительный заработок. Таким образом уровень Нашей Газеты сразу подскочит до областного как минимум.
— .-.=.-.—
Игорёк::
— Тебя он не приглашал. В смысле он не был категорически против. Он сказал, что ты готов работать беспл… — Игорёк прикусил язык, — внештатным корреспондентом…
— Ну да, я ему об этом говорил… я говорил. Что хочу поработать внештатным корреспондента, потому что я не местный, область знаю плохо… времени на освоение не было
— Он говорил, что отсека надо взять на договор: приходящего—пришел, когда все материалы написаны и подписаны, сверстал и ушёл… — продолжал деланно равнодушным голосом Игорь
Идею Вшиворонова Игорь отверг категорически: мы — не тяжловский пресс-центр. Нам эти сводки не нужны. Нам нужна та информация, которая нужна и важна нашим спонсорам.
— а какая нашим спонсорам информация нужна? — заинтересовался наш герой.
— в своей газете они хотят видеть прежде всего сами себя, — уклончиво изрёк Игорёк
— .-.=.-.—
Федя умолчал то. Что вшиворонов говорил напрямую: «А что он? Он же — отсек, нечего хуем груши околачивать—возьми и сверстай. Представляешь, сколько бы мы денег съэкономили?!» Но я не думаю, что смолчала Мила.
… Когда Федя наездами приезжал в редакцию Нашей Газеты, то он и не подозревал. Какие трения в ней существуеют.
Наша Газета появилась весной 1992 года и у неё было две линии развития. По какому пути она будет развиваться дальше? Одну линию олицетворял Игорёк, другую—символизировал Вшиворонов, который говорил о необходимости рекламного отдела. Ум, идеи, творчество были на стороне Вшиворонова, а деньги и власть на стороне Игорька…
— .-.=.-.— |
